Я работаю кнопкой компьютера "сохранить"
Ольга Григорьева:
«Я работаю кнопкой компьютера «сохранить»…
«…Поскольку цивилизации конечны, в жизни каждой из них наступает момент, когда центр больше не держит. В такие времена не войско, а язык спасает их от распада… Скрепляющую работу в подобные эпохи выполняют провинциалы, люди окраин. Вопреки распространенному мнению, мир не кончается на окраине – как раз там он раскрывается…» (И. Бродский)
Читая и перечитывая эти слова в монографии доктора филологических наук Жанны Толысбаевой, невольно экстраполирую приглянувшуюся цитату на свою сегодняшнюю героиню. Павлодарская поэтесса Ольга Григорьева – из тех самых «людей окраин», которые спасают от распада современную культуру поэтического Слова. Знакомясь со стихами Ольги Николаевны, сразу, «с первых нот», обнаружила и радостное любому творцу созвучие с собственными строчками, и покоряющую искренность, и ту самую гениальную простоту, к которой мы все, в конечном счете, стремимся…
Ее имя не нуждается в пространных презентациях. Официальные сухие биографические справки в Интернете содержат солидный перечень авторских сборников, основные вехи жизненного пути, награды и звания. Те, кто читали и читают русскоязычные казахстанские и российские «толстые» журналы, прекрасно знакомы и с ее стихами, и с публицистикой. Обладатель почетного знака «Деятель культуры», журналист по образованию, Ольга Николаевна много лет отдала павлодарской областной газете «Звезда Прииртышья», оставаясь при этом самобытным поэтом и публицистом-литературоведом. Лирика, детские стихи, очерки – творчество О. Григорьевой многогранно и разнообразно. Столь же интенсивна и ее общественная деятельность. Ольга Григорьева – основатель и хранитель павлодарского музея А.И. Цветаевой, инициатор литературно-общественного движения, ежегодной кульминацией которого стали традиционные Цветаевские костры в Павлодаре. А совсем недавно в Алматы состоялась презентация учебно-развивающего комплекса «Добрый мир Детства», разработанного Фондом Алии Назарбаевой «Жандану әлемі» при поддержке Фонда Первого Президента Республики Казахстан. В комплекс, состоящий из трех частей, вошел и иллюстрированный сборник стихотворений с элементами раскраски «Здравствуй, Родина моя!» Ольги Григорьевой.
Предваряя подборку стихотворений, предлагаем читателям интервью с павлодарской поэтессой.
- Ольга Николаевна, как Вы пришли в литературу?
- Начала писать в детстве. Я родилась и выросла в Новосибирске, до восьмого класса училась в новосибирской школе №71. И вот в классе в третьем-четвёртом учительница вдруг поручила мне написать стихотворение к предстоящему пионерскому сбору. Почему – не знаю, видимо, заметила какие-то способности, любовь к литературе (читала я всегда очень много). Я села и легко написала. И поняла, что мне легче выразить свои чувства в стихотворении, чем, скажем, «прозой» или в разговоре… В школе, начитавшись Крылова, пыталась даже басни писать. К счастью, эти опусы не сохранились, и первое стихотворение тоже. Только помню, что речь шла о мальчишке, который мечтал о подвигах – летать на самолёте, бить врага, в общем, что-то героическое. А заканчивалось оно шутливо: «упал он с самолёта, с кровати – наяву…». Приснилось всё мальчику. А вот первое опубликованное стихотворение помню, его напечатали в детской республиканской газете «Дружные ребята» (мы тогда уже переехали в Казахстан), да ещё с красочной картинкой, да на первой странице…
Из коробки спичечной мини-пароход
Рыженький мальчишечка прутиком ведёт.
На носу веснушки – солнышка следы.
В маленькой речушке маленькие льды.
Маленький кораблик уносит далеко.
Я – на первой парте. Я смотрю в окно.
В то же время, в восьмом классе, когда мы жили под Алма-Атой, в посёлке Фабричный, я начала писать и заметки в газеты, в те же «Дружные ребята», в областную газету «Огни Алатау». Помню, как удивительно мне было получать огромное количество писем после какой-нибудь «острой» заметки в «Дружных», на конвертах было написано: «Посёлок Фабричный, Григорьевой Оле». И почтальон доставлял. Кое-какие письма до сих пор храню…
- Расскажите о своей семье, ее литературных традициях.
- После окончания университета мой муж, Поминов Юрий Дмитриевич, по распределению поехал в Павлодар. Ну и я за ним. Много лет проработали в областной газете «Звезда Прииртышья». Здесь родились сыновья, их у нас трое. Журналистами или писателями они не стали, но мы очень рады, что в каждом из них есть творческая жилка, они любят читать, разбираются в литературе и музыке. Часто нам советуют прочесть какого-нибудь молодого автора или посмотреть новый фильм…
А родители у меня были простыми рабочими людьми. В Новосибирске отец, Николай Андреевич работал на авиационном заводе им. Чкалова, мать, Александра Яковлевна – на заводе точного машиностроения. Но тоже всегда много читали, мать наизусть знала много стихов, выросла я под сказки Пушкина и стихи Лермонтова. Мама часто водила нас с сестрой в новосибирские театры, и первый спектакль в жизни – «Муха-Цокотуха» в театре музыкальной комедии – до сих пор ярчайшее переживание в жизни! Литературная «жилка» у меня, может быть, от дяди, родного старшего брата отца – Ильи Андреевича. Помню, когда он приехал к нам в гости под Алма-Ату, то встал на табуретку посреди яблоневого сада и, обозревая горы, бурный арык, цветущие яблони, стал импровизировать, как акын – читать замечательные стихи (жаль, что никто их не записал)!
- Когда и как Вы начали заниматься цветаевской темой?
- К своему стыду, я открыла поэзию Марины Цветаевой довольно поздно. Впрочем, времена были такие… Когда я была после первого курса университета на производственной практике в редакции Северо-Казахстанской областной газеты, в городе Петропавловске, мне подарили синий томик Марины Цветаевой из серии «Библиотека поэта». Причем, с многозначительной надписью: «Оля, пиши, как Марина, и даже лучше!». Понятно, что пожелание недостижимое, но в стихи Марины Ивановны я влюбилась сразу. Это было моё, про меня… Потом открывались новые публикации, книги Цветаевой и о ней и, конечно, пришли ко мне «Воспоминания» младшей сестры, которые были и остаются бесценным свидетельством бытия, быта и становления Поэта… Я всё больше узнавала не только о Марине Ивановне, но и об Анастасии, и всё больше убеждалась в том, что младшая Цветаева не менее интересная личность, талантливейшая мемуаристка, но её творчество всегда находилось (и находится…) в тени великой сестры.
Когда после окончания университета я приехала в Павлодар и узнала, что в этом городе много лет жила Анастасия Ивановна, это было для меня каким-то счастливым совпадением, чудом! По этим улицам ходила младшая Цветаева, спускалась к Иртышу за водой, воспитывала внучек, писала «Воспоминания»… Сюда в 1958 году к ней приезжала дочь Марины Цветаевой Ариадна Эфрон. На павлодарский адрес приходили письма Бориса Пастернака, Павла Антокольского…
Но все эти подробности я узнала позже. А в то время, когда я решила написать очерк «Анастасия Цветаева в Павлодаре», мне сказали, что тут один «маститый журналист» давно этой темой занимается, мол, не лезь не в своё дело… И я не стала писать. И сожалею, что на много лет «открытие» А. Цветаевой для Павлодара отложилось. Тот «маститый» так ничего и не написал (по крайней мере, не напечатал), а ведь я в эти годы (80-е, начало 90-х) не раз бывала в Москве и вполне ещё могла встретиться с Анастасией Ивановной и что-то узнать «из первых рук»! Конечно, все эти годы я не переставала читать Цветаевых, собирать публикации, интересоваться этой темой. И вот в 1996 году решила всё-таки написать тот давно задуманный очерк. Пошла в архивы, музеи и… ничего. Никаких следов пребывания А. Цветаевой в Павлодаре нет. А я ведь не «местный житель», старожилов не знала. Тема опять зависла. Но вмешался Его Величество Случай. Меня от редакции отправили на открытие выставки рисунков в детскую художественную школу. Мы стояли среди гостей рядом с невысокой симпатичной женщиной. Восхищались детскими работами, и она задумчиво сказала: «Да, а мне первые краски подарила Цветаева…». Это оказалась замечательная павлодарская художница Галина Яковлевна Беспалова, которая познакомила меня и со сводным братом цветаевских внучек Маргариты и Ольги - Геннадием Зелениным, и со многими старожилами Павлодара, которые общались с писательницей, и с одноклассниками внучек… В общем, после этой встречи и появился большой очерк в областной газете «Звезда Прииртышья» - «Анастасия Цветаева в Павлодаре», в двух номерах газеты, по целой полосе…
В начале 2000-х я «влилась» в сообщество цветаеведов, стала принимать участие в Цветаевских конференциях, чтениях, «Цветаевских кострах», побывала во всех музеях, связанных с именами Марины, Анастасии и семьи Цветаевых. И, конечно, после каждой поездки привозила кучу книг, материалов, фотографий…
- Что Вас вдохновляет сегодня? В ладу ли Вы с современной реальностью, или, все-таки, творчество и всё около него – некое воплощение романтического «двоемирия», уход от действительности?
- Наверное, творчество – всегда уход от действительности, даже если оно эту действительность отражает… Сегодня меня вдохновляют поездки, слава Богу, теперь для них появилось и время, и возможности. Вдохновляет наш Цветаевский музей, это то место, где мне хорошо, где встречаются мои друзья, а те, кто приходят сюда, становятся друзьями. Вдохновляет природа – Иртыш за окном, прибрежный лес… Вдохновляют маленькие внуки, теперь детские стихи пишутся уже для них.
- Какое Ваше стихотворение сейчас для Вас самое любимое? У меня это всегда – новое, свежее, а у Вас?
- Да, и у меня так же, которое только что пишется, или недавно написанное. А потом приходит другая «любовь»… Вот недавно на сайте «Российский писатель» было опубликовано моё новое стихотворение на тему, которая меня волнует:
Погружаясь в пучину безвестности,
В тишину ослепительных дней,
Беспокоюсь о русской словесности,
Всё пекусь о любимой, о ней.
Это что-то сердечное, личное,
Что с рождения греет меня.
И высокая, и горемычная…
Неусыпная совесть моя.
Как небрежно, как мало читаемо!
Потому суечусь, хлопочу…
Как могу не сказать о Цветаевой!
О Васильеве как промолчу?
Дай мне, Господи, силы и времени
Донести этот крест до конца,
Чтобы слову живому поверили
Очерствевшие ныне сердца.
А потом в неизведанной местности,
Где, наверное, тишь-благодать,
Буду плакать о русской словесности,
Лишь о ней об одной горевать.
- Кто и что Ваши ориентиры в мире литературы? Как Вы оцениваете современный литературный процесс в Казахстане? Точнее – в русскоязычной его части?
- Недавно журнал «Омская муза» проводил опрос о любимых книгах, о том, что бы каждый писатель порекомендовал для чтения молодым. Книг нужно было назвать только пять. Я назвала: Д. Дефо "Робинзон Крузо"; А. Гайдар "Судьба барабанщика"; Марина Цветаева. Стихи; Ольга Ильина "Канун Восьмого дня", "Белый путь"; Захар Прилепин "Обитель".
А в целом мои ориентиры, конечно, русская классика. Оценивать же современный литературный процесс в Казахстане не берусь, у меня нет полной картины того, что происходит сегодня. Сужу в основном по литературному журналу «Простор», который, как мне кажется, печатает лучшее, что появляется из-под пера современных казахстанских литераторов, отслеживает и молодые имена. Беда такая, как и во всём мире: много пишущих, мало читающих…
- Что Вы считаете своей самой большой удачей?
- Как-то не думала об этом. Я больше склонна корить себя за то, что плохо работаю, мало пишу, распыляюсь на разные дела… Если говорить о каких-то внешних проявлениях, мне очень дорога литературная премия имени Марины Цветаевой, которую мне вручили в Москве в 2008 году. Дорога не только сама по себе, но и тем, что стала для меня проявлением настоящей дружбы, ведь я не отправляла свою книгу «Из семи тетрадей» на эту премию. Это сделали музейные работники из Елабуги, которым я как-то подарила эту книжку… А звание лауреата Цветаевской премии я стараюсь использовать при любой возможности для того, чтобы пропагандировать творчество сестёр Цветаевых – и Марины, и Анастасии.
А самая большая удача, наверное, то, что я родилась! Ведь отец был фронтовиком, и мог не вернуться с войны…
***
…Незатейлива
Этой беседы нить.
– Кем работаете? –
Спрашивают всерьёз.
Я работаю
Кнопкой компьютера «сохранить».
Я в стихах сохраняю всё.
Даже ваш вопрос.
***
Может быть, не хватило судьбы...
Или времени. Или – удачи.
Передать в небеса все мольбы,
Записать все молитвы и плачи.
Может быть, не хватило страны,
Чтоб прославиться и проявиться.
Но зато мы теперь все вольны –
Ищем зёрнышки, вольные птицы.
Не хватило любви иль тепла...
Что гадать теперь. Было – так было.
Просто я в этом веке жила.
Просто я эту землю любила.
Квартира поэта
Кажется, здесь семь углов, а не четыре.
Здесь по углам притаилось время, прячется век.
Кажется, дух живёт в этой квартире,
Не человек.
Здесь неухожено, зыбко, текуче, странно,
Здесь голова закружится в полчаса.
Здесь не увидишь то, что материально.
Лишь голоса...
Ах, неужели бывает ещё и адрес?
У небожителей убогий земной приют.
Это какой-то бунт. Смертельный танец.
Так не живут.
Четыре тебя
Ты утренний.
И свет неяркий, внутренний
Ещё не скрылся, не успел остыть.
Я так люблю минуты эти мудрые,
Я так люблю с тобой поговорить.
Ты злой, дневной, ты всё решил заранее,
Ты вновь спешишь, тебе не до меня.
А я люблю нарушить расписание,
Прервать звонком лихую гонку дня.
Вечерний ты – с лицом уставшим инока,
Газетный, вредный, дачный иль хмельной,
А я люблю сказать
на грани выдоха:
Ты мой – ночной…
Девочка, женщина...
Я себя чувствую рядом с тобой маленькой девочкой.
Можно уткнуться и плакать в большие ладони твои.
Я себя чувствую рядом с тобой тоненькой веточкой,
Цветом, хвоинкой на дереве вечном любви.
Я себя чувствую рядом с тобой маленькой женщиной,
Слушать готовой вечно твои слова.
Сбудется всё, что судьбою для нас обещано.
Сбудется всё, и я окажусь права!
Я себя чувствую без тебя бабушкой маленькой,
Брошенной всеми, забытой, совсем седой.
Слабенькой и беспомощной, старенькой-старенькой,
И не желающей ничего, был бы покой...
Но ты возвращаешься вновь – и куда ты денешься!
И исчезают возраст, слабость и груз обид.
Болтая ногами, виснет на шее твоей
девочка.
И на подушке твоей так сладко
женщина спит...
***
Так вот как надо было жить – несуетно, неспешно.
По городам и по сердцам напрасно не кружить.
Ловить по вечерам в ладонь высокий свет нездешний,
Лишь одного тебя жалеть и одного любить.
Газет убогих не читать, а в них писать – тем паче!
Ведь всё, что завтра будет в них, известно наперёд…
Смотреть вдвоём в одно окно, как дождь осенний плачет,
А вслед за ним придёт зима, слезинки подотрёт.
Ах, если б знать, ах, если б мочь судьбы предвидеть сроки,
Минутой каждою с тобой как счастьем дорожить.
Кричать, заплакать, встать крестом, упасть на том пороге!
Чтоб только ты остался жив… Но я осталась жить.
Старые игрушки
Наверное, тех лет не будет лучше -
Мальчишки с нами, молода сама…
Перебираю старые игрушки:
Машинки, куклы, лодочки, дома…
Их оживляли детские ладошки,
Им придавая ценность, вес и смысл.
И ничего, что нет хвоста у кошки,
А старый клоун одноглаз и лыс.
Не знаю, право, что мне с ними делать.
Мне жалко их, но захламляют дом…
Всё выбросить? Или отдать соседям?
Или оставить внукам – на потом?
…Теряются наивность, свежесть, резкость,
Пустеет жизни детский уголок.
Когда из мира исчезает детскость,
Становится он скучен и жесток.
Как будто Тот, кто в нас вселяет души,
Дарует разум, сводит ли с ума -
Перебирает старые игрушки:
Людей, машины, лодочки, дома…
***
Боже мой, какой смешной расклад:
Мой расцвет пришёлся на распад.
А потом – не стало той страны.
А теперь – кому стихи нужны?
Новый век. Совсем другой народ.
Снова не вписалась в поворот.
Овечкино
Что ты всё про высшее да вечное,
В паузах о трудностях бубня…
Жил бы ты на станции Овечкино,
Я бы посмотрела на тебя!
Утром печь топить, почти остывшую,
А потом – на речку, за водой.
А сугробы, друг мой, вровень с крышами –
Ты сперва калиточку отрой!
Лес шумит вокруг – сосновый, лиственный,
И закаты – чудо хороши!
А вопрос стоит один, единственный:
Как по-человечески прожить.
Если есть на свете что-то вечное,
Было и останется вовек –
Это снег на станции Овечкино,
Тихий, мерно падающий снег.
Монета
Из далёкой Японии с дыркой монетка,
На открытке лазоревой сакуры ветка.
Я смотрю через дырочку вниз.
Вижу вишню в цвету, слышу чудные звуки,
И смешные актёры театра кабуки
Мне дают представление «Жизнь».
Вот любовь. Вот рожденье. Вот детство. Вот старость.
Снова чья-то любовь… Всё на сцене смешалось,
Быстротечно и призрачно всё.
Это я в кимоно пред златыми вратами.
Мой жених далеко, он дерётся с врагами
И читает Мацуо Басё.
О бессмертье души эти вечные строчки,
И монетка висит у него на шнурочке,
Не страшит его близкая смерть…
Где ты, сакуры цвет и лазоревый берег?
Я люблю не монеты, а дырки от денег.
В них порой интересно смотреть.
Из цикла «Цветаевой»
1
…Единственный, кому поэт на земле может служить –
это другому, большему поэту.
М. Цветаева
Разрешите, Марина Ивановна, Вам служить.
Разрешите нести в сердца Ваши строки, вехи.
Разрешите голову за поэзию положить,
Если это возможно ещё в нашем веке…
Разрешите в Тарусе испить из Вашего родника.
Разрешите в Елабуге молча встать на колени.
Как огнём, обжигает судьба, строка,
Независимо от моды, стран, поколений.
Кто-то – власти, тельцу золотому… Но служат – все.
Мы – поэзии рыцари, слуги добра и света!
В трепетанье огня, в горячих сердцах, родстве
Воскресает и снова длится душа поэта.
На осенней рябине капля дождя дрожит,
Как столетье назад, летят паутинок нити…
Разрешите, Марина Ивановна, Вам служить,
Лебединым белым крылом в небесах махните.
Опубликовано в газете "Курс", №50(857) от 17.12.2015.