(продолжение)
«…Широкая ландштрассе, обсаженная фруктовыми деревьями, медленно поворачивая, поднимается в гору, минуя чистые, нарядные деревни. На поворотах дороги – распятие. В синеве – облака… («Воспоминания» А. Цветаевой).
Мы увидели ту же дорогу, то же распятие:
Марина Ивановна тоже писала о нём и в стихах: «Ярким золотом горит распятье/ Там, внизу, где склон дороги крут"…
И в прозе:
"Распятье на повороте, а дальше с шоссе влево, а дальше — уже совсем близко! — из-за сливовой и яблонной зелени, сначала гастхауз, а потом и сам Ангел, толстый, с крыльями, говорят — очень старый, но по виду совсем молодой, куда моложе нас! — совсем трехлетний, круглый любимый ангел над входом в дом, из которого нам навстречу фрау Виртин, а главное — Mарилэ и Карл, главное, для меня, — Марилэ, для Аси — Карл" ("Башня из плюща", 1933).
Л. Фогельзанг рассказала, что гастхауз "Цум Энгель", увы, был снесен в 2004 году. На месте гостиницы стоит новый дом, частное владение. Мы постояли под вековыми деревьями, посидели на старой скамейке… Осталось то место, где стояла огромная липа, под которой обедали Цветаевы.
А по воскресеньям, вспоминает Анастасия Ивановна, «к нам в горы приезжали и приходили из города гости – семьями, компаниями и по двое, по трое… Вся большая площадка перед домом до самой нашей липы, под которой мы часто обедаем-ужинаем, была уставлена столиками и стульями, и воскресенье гудело перед гостиницей Ангела как улей…».
Рядом с бывшей гостиницей на одном из строений запечатлели память снесённого гастхауза:
Судя по старинным открыткам, роспись выполнена весьма достоверно:
Кстати, в нашем музее есть рекламный проспект этой гостиницы, подаренный мне при встрече в Москве Б.М. Мансуровым (Борис Мансурович побывал в Лангаккерне, когда гостиница еще работала, и проводником его тоже была Л. Фогельзанг):
Наш милый проводник щедро делилась «своим Шварцвальдом», Цветаевским Шварцвальдом. Столько подробностей я бы никогда не узнала, путешествуй самостоятельно… Какие красивые места, какой покой и умиротворение…
«…И был лучший, быть может, из земных запахов -запах смолы. И была такая тишина, какой не бывает на свете: она бывает только в лесах Шварцвальда…»
«Шварцвальдские дома - коричневые, как белый гриб и подберезовик, с крутой, низко спускающейся крышей, такого же цвета галерея обходила стены дома. Они были похожи на резные игрушки, рассыпанные по бокам дорог и холмам, у перекрестков, где возвышалось распятие…»
Понятны теперь восхищение Марины и Аси этой деревушкой, понятны слова Марины – «маленький Шварцвальд», здесь он, действительно, очень уютен.
«А вокруг – высокие холмы и долины, дороги, тропинки, заколдованные хвойные леса, склоны, цветущие кусты, лужайки. Вот Марусино царство, вот мое. Сколько их, вот так, по два, рассыпано по тем никогда поздней не увиденным окрестностям Лангаккерна!» («Воспоминания»).
Счастье было ещё и в том, что это было редкое время, когда вся семья была вместе. Даже отец, Иван Владимирович, погружённый в заботе о своём детище – музее изобразительных искусств (его здание тогда только строилось), смог провести почти два месяца с семьёй (с 19 июля по 13 сентября).
Конечно, Лангаккерн за столетие изменился, даже за последнее десятилетие. Снесён «Ангел», построено много современных домов… Но поля, леса и просторы остались те же:
"Как я любила — с тоской любила! до безумия любила! — Шварцвальд.
Золотистые долины, гулкие, грозно-уютные леса — не говорю уже о деревне …" – напишет Марина в дневнике в 1919 году.
А трогательную сцену отъезда она опишет в стихах:
Отъезд
Повсюду листья желтые, вода
Прозрачно-синяя. Повсюду осень, осень!
Мы уезжаем. Боже, как всегда
Отъезд сердцам желанен и несносен!
Чуть вдалеке раздастся стук колес, -
Четыре вздрогнут детские фигуры.
Глаза Марилэ не глядят от слез,
Вздыхает Карл, как заговорщик, хмурый.
Мы к маме жмемся: «Ну зачем отъезд?
Здесь хорошо!» — «Ах, дети, вздохи лишни».
Прощайте, луг и придорожный крест,
Дорога в Хорбен… Вы, прощайте, вишни,
Что рвали мы в саду, и сеновал,
Где мы, от всех укрывшись, их съедали…
(Какой-то крик… Кто звал? Никто не звал!)
И вы, Шварцвальда золотые дали!
Марилэ пишет мне стишок в альбом,
Глаза в слезах, а буквы кривы-кривы!
Хлопочет мама; в платье голубом
Мелькает Ася с Карлом там, у ивы.
О, на крыльце последний шепот наш!
О, этот плач о промелькнувшем лете!
Какой-то шум. Приехал экипаж.
- «Скорей, скорей! Мы опоздаем, дети!»
- «Марилэ, друг, пиши мне!» Ах, не то!
Не это я сказать хочу! Но что же?
- «Надень берет!» — «Не раскрывай пальто!»
- «Садитесь, ну?» и папин голос строже.
Букет сует нам Асин кавалер,
Сует Марилэ плитку шоколада…
Последний миг… — «Nun, kann es losgehen, Herr?»
Погибло все. Нет, больше жить не надо!
Мы ехали. Осенний вечер блек.
Мы, как во сне, о чем-то говорили…
Прощай, наш Карл, шварцвальдский паренек!
Прощай, мой друг, шварцвальдская Марилэ!
13 сентября 1904 года они уезжали во Фрайбург, где им предстояло жить и учиться в пансионе сестёр Бринк.
...Нам тоже очень не хотелось уезжать из этой милой деревушки, но время диктовало свои законы…
Автобусная остановка вблизи от места, где стояла гостиница "Ангел".
(продолжение следует)
Ольга ГРИГОРЬЕВА,
Фрайбург - Павлодар.
Н.А. Бронш
