Блоги

Виктория ЯНШИНА,

г. Балашиха, Московская обл.

(заочное участие в XII Цветаевской читательской конференции, Павлодар,  24 мая 2024 г.)

ПEPBAЯ BCTPEЧA
Памяти Анастасии Ивановны Цветаевой

В нынешнем 2024 году 27 сентября исполняется 130 лет со дня
рождения писательницы, общественного деятеля, «монахини в миру» А.И. Цветаевой. Анастасия Ивановна — младшая из четырех детей профессора Московского университета Ивана Владимировича Цветаева — блестящего
знатока античности, основателя и первого директора открывшегося в 1912 году Московского музея изящных искусств имени императора Александра III, переименованного в советский период в Государственный
музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина.
Свой литературный талант Анастасия Ивановна смогла реализовать лишь по завершении сталинской эпохи. Но ещё долгие годы имя писательницы было менее известно широкой читательской аудитории, чемлитературный гений её старшей сестры — яркого динамичного поэта XX века  Марины Цветаевой.

В отличие от Марины, чья судьба трагически оборвалась в августе 1941-го, Анастасия, пережившая сестру более чем на 50 лет,  встретила свою кончину в 1993 году в собственной постели среди близких и дорогих ей людей. Из этой долгой (почти 99 лет!), стоической и глубоко осмысленной
жизни, соединившей XIX и ХХ века, семнадцать лет было скомкано в кулаке ГУЛАГа...
Анастасию Ивановну вполне можно считать нашей современницей.
Внучки писательницы, Маргарита и Ольга, их дети, большое число знакомых
Анастасии Ивановны и сейчас бережно хранят в памяти тепло её руки и
определённость рукопожатия, отражающий высокий полёт мысли открытый
взгляд светлых глаз, интонации твёрдого внятного голоса и по-девичьи
застенчивого переливчатого смеха. А еще — грамотную, литературно
выстроенную речь, насыщенную датами, подробностями житейских
перипетий и именами, которые уже сами стали достоянием истории. Лев
Толстой, Василий Розанов, Борис Зубaкин, Максимилиан Волошин, Максим
Горький, Мариэтта Шагинян, Борис Пастернак... Потрясающая рассказчица
(недаром её называли «гений памяти»), Анастасия Ивановна щедро делилась
секретами долголетия как результата несокрушимого жизнелюбия. Вот что
она рассказывала, например, о своём увлечении ещё с юности одним из
видов зимнего досуга — коньками: «...В последний раз я сделала 17 кругов
по Парку культуры и отдыха имени Горького в Москве на норвежских
беговых коньках — тонких, как лезвие ножа, — когда мне было 76 с
половиной лет. И ни разу не упала, не запнулась. Это такое удовольствие!»
(из воспоминаний Г. Балакирева). Но физические нагрузки — это половина

дела. Ещё в возрасте двадцати восьми лет Анастасия Ивановна стала
вегетарианкой, рассталась с модой на курение.
И с тех пор, как человек православный, пришедший к Богу путём
свойственных молодости проб и ошибок, она соблюдала все церковные
установления. Последние годы А. Цветаева, проживавшая в своей родной
Москве на Большой Спасской, была прихожанкой церкви Николы в Пыжах
(рядом со станцией метро «Третьяковская»). Духовником рабы Божией
Анастасии являлся настоятель храма протоиерей Александр Шаргунов. И
перед тем как перейти к своим непосредственным воспоминаниям о первой
встрече с Анастасией Ивановной Цветаевой, приведу текст одного из её
автографов 1992-го года из моего архива — как духовное завещание
читателям: «...С пожеланием здоровья, счастья, долголетия и — главное —
веры в Бога. До нее каждый идет своим путем, но без нее жизнь только
кажется жизнью, по существу же — без Бога — бессмысленна».

3AОЧHOE 3HAKOMCTBO
Что можно сказать о солнце?
Гpeem. Жжem. Cлепuт. Maнит.
Что можно сказать о ветре?
Пробирает. Наполняет. Увлекает.
Что можно сказать о смерче?
Bбирает. Уносит. Зачаровывает.
Все то же могу сказать об Анастасии Ивановне я — и на том закончить.
Но так как судьба подарила мне несколько соприкосновений (в 1988-м, 1992-
м и 1993 годax) c этим ПРИРОДНЫМ ЯВЛЕНИЕМ — AHACTACИЕЙ
ИBAHOBHOЙ ЦBETAEBOЙ, то я откликнулась на предложение её близких
друзей, Г.К. Васильева и его супруги Г.Я. Никитиной, поделиться
воспоминаниями о самом сильном впечатлении — нашей первой встрече.

В начале 1983 года книгу «Воспоминания» мне предложила почитать
моя знакомая из Балашихи Ирина Дергачёва (в тот период — студентка
филфака МГУ им. М.В. Ломоносова). За мемуары Анастасии Цветаевой о её
семье я принялась с удвоенным интересом — стихи Марины к тому моменту
знала не понаслышке. Сосредоточенно вникая в эту семейную сагу, с
трепетом отмечала некоторые совпадения с фактами собственной жизни: в
жилах и моей бабушки, правда, со стороны отца, текла польская кровь; и мои
первые пробы пера находились за пределами отношений с родными; и я была
охвачена ужасом от жестокости разбивания керамической кошки-копилки,
которая многие и мои одинокие утра первой улыбалась мне. Наверное,
именно поэтому я так же больше люблю кошенций всех мастей, чем монетки
(достоинство коих, безусловно, ниже кошачьего).
Еще одна связующая нить повествования А.И. Цветаевой с моим
настоящим: упоминание о Марии Васильевне Ивановой, жительнице
подмосковного города Реутов (соседствует с Балашихой, где я живу) —
акушерке, помогавшей в родах Марии Александровне Цветаевой (в
девичестве Мейн), маме Марины и Анастасии.
Основное ощущение: так, без утайки, с безграничным доверием к
читателю, не пишут (во всяком случае, мне такое ранее не встречалось), так
— дружат. И с той поры отсутствие под рукой этой книги (больше похожей
на девичий дневник) не давало мне покоя. Буквально через пару месяцев (о,
чудо!) ко мне на работе обратились с предложением выкупить по сходной
цене чуть подержанное издание «не той» Цветаевой. Попутно замечу, что
поэзией «той» Цветаевой я была просто ошеломлена летом 1976-го. Через
два выходных, которые я провела в напряжении спринтера на старте, передо
мной явилась Она, выпущенная в Москве в 1971 году издательством
«Советский писатель»: родная сестричка той, Ириной, в серой материи,
плотно облегающей обложку, с посвящением на третьей странице:
ПОСВЯЩАЮ МОЕЙ СЕСТРЕ МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ.

С тех пор в моей жизни эта книга — «Действующее Лицо» (как
выразилась Анастасия Ивановна в автобиографической прозе «Моя Эстония»
о том, что пишется с заглавной буквы). Наконец, 16 октября 1988-го, по
озолoченным последней осенней листвой дорожкам вместе с моей знакомой
студенческой поры Татьяной Гольдберг — вышла из «заочности» к той, той
(!) Цветаевой.

В ПЕРЕДЕЛКИHO
Входим в новый (недавно выстроенный) корпус Дома творчества
писателей в подмосковном Переделкине. Здесь ждут не нас, а близкую
знакомую Цветаевой — Доброславу Анатольевну Донскую (ее родители, как
и «несть им числа», погибли в молотилке сталинской репрессивной машины).
Узнаём, что Анастасия Ивановна с подругой, Евгенией Филипповной
Куниной — лингвистом, переводчицей, поэтессой, в своё время врачом-
стоматологом, — еще отдыхают, но скоро смогут нас принять. Наши
переживания за эти заглушаемые учащённым биением сердца минуты
ожидания трудно передать. Нужно ещё учесть, что самой встречи мы
добивались почти год (переговоры с Д.А. Донской, жившей в тот период в
Москве, неподалёку от А.И. Цветаевой и часто навещавшей её, вела Татьяна,
«вышедшая» на Доброславу Анатольевну через своих родственников).
Случайно узнаём, что в соседнем номере с А.И. Цветаевой и Е.Ф. Куниной
проживает вернувшаяся недавно на родину известная в 20-е годы XX века
поэтесса Ирина Одоевцева, что совсем не добавляет нам душевного
спокойствия... Едва сдерживая волнение, вновь и вновь перебираем
первоочередное: букет из голубоватых «дубков», гостинцы, пленочные
фотоаппараты «Зенит» и «Вилия». И, главное, — скромно изданный
(небольшого формата в мягком переплёте на «макулатурной» бумаге)
сборник произведений Марины Цветаевой на русском и немецком языкаx
(Verlag Philipp Reclam jun. Leipzig. 1987...). К слову, в те годы выходила

целая серия таких дешевых книжек в помощь изучающим иностранные
языки. Отмечу также, что сборник имел характерную особенность: перечень
основных биографических вех жизни Марины (с комментариями)
русифицированной версии не имел. Ho мы уловили, что Cepгей Эфрон, муж
Марины Цветаевой, носивший в своё время погоны белого офицера, играл
более сложную роль в политической жизни эмиграции 30-х годов, чем это
было нам известно из официальных источников в конце 80-х...
Наконец, за Доброславой Анатольевной и её супругом В.В.
Полибиным, мы переступаем порог небольшой светлой комнаты. Мельком
отмечаю подсознанием фотолюбителя некую дисгармонию: все здесь как-то
не так. Две громоздкие кровати справа от входа, а слева — письменный стол
из светлой ДСП (древесно-стружечная плита) без скатерти, на котором
сосредоточилось самое необходимое: самовар, два термоса, заварочный
чайник, белые эмалированные кружки, тонкостенный стакан в
металлическом подстаканнике; а ещё — большая лупа, пузырьки лекарств...
Далее пара раскладных деревянных стульев с явно случайными одёжками
(платяного шкафа не помню); расставленные на подоконнике большого окна
в стеклянных бутылках и банках засохшие «дубки» вперемежку с ещё
свежими хризантемами; высоко над столом единственная коричневая —
опять же дээспешная — книжная полка, из-за стекла которой с фотографии в
резной рамке улыбалась Анастасия Ивановна... А под фотографией за
стёклами полки возлежала умело засушенная сочно-вишнёвая роза,
вытянувшись во весь свой длинный стебель. Интерьер завершал большой
настенный календарь на будущий 1989 год с 12-ю кошачьими мордашками.
И мы казались себе слишком громоздкими рядом с двумя миниатюрными,
небольшого роста (примерно 1,60 м), скромно одетыми в домашнее,
приветливыми пожилыми женщинами. Поздоровавшись, кое-как
разместились под руководством явного лидера встретившей нас пары —
Анастасии Ивановны Цветаевой.

Почти сразу Д. Донская приступила к чтению вслух только что
изданной прозы о Марине Цветаевой — «Скрещение судеб» Марии
Белкиной, что, собственно, и было основным делом этого визита в Дом
творчества. (У Анастасии Ивановны тогда очень болели и уставали глаза во
время чтения, и друзья старались чтением вслух — в очередь — снять
остроту этой проблемы). Вот теперь-то мы с Татьяной и смогли перевести
дух, всмотреться и вслушаться. Анастасия Ивановна и Евгения Филипповна
сидели по обе стороны чтицы на краешке широкой кровати. Чтобы
разгрузить спину, находящуюся без опоры, Евгения Филипповна чуть
откинулась вправо на подушку, а её старшая подруга всем корпусом
подалась вперёд, опершись на перекрещенные на коленях руки, слегка
склонив голову на грудь. Слушали также по-разному. Анастасия Ивановна,
прикрыв глаза, всем своим существом словно перенеслась в мир
повествования... У меня появилось почти физическое ощущение: так
слушает Вечность. Комментарии младшей Цветаевой были чёткие, ёмкие,
доброжелательные. Чувствовалось, что для неё эта оживающая в слове
реальность роднее и дороже окружающей действительности. Евгения
Филипповна по ходу делала остроумные замечания к тому, что говорилось
Анастасией Ивановной, вспыхивая искорками лукавства и озорства во
взглядах, адресованных нам.
Наконец, чтение было приостановлено: настало время приёма пищи. И
сразу стало понятно, что у Анастасии Ивановны, что называется, «не
забалуешь». Диета соблюдалась неукоснительно (нам между делом
разъяснили её преимущества, связав с православной традицией соблюдения
постов). Евгении Филипповне, пытавшейся проигнорировать «часы» под
предлогом приезда гостей, было строго велено «принять всё необходимое»
(всплыли в памяти строки из «Воспоминаний» Анастасии Ивановны: «Мама
была к нам строга... требовала мужества. Она нас не ломала, мы гнулись и
выпрямлялись сами»).

К столу были приглашены все присутствующие, и после лёгкой
трапезы нас с Татьяной, наконец, представили («поклонницы творчества
Марины»), и мы приступили к своему делу.
Вначале осведомились, читает ли Анастасия Ивановна по-немецки?
Тревожные знаки Доброславы Анатольевны остановить нас уже не могли.
«Еще ничего себе», — с легкой иронией прозвучало в ответ. Позже мы
узнали, что Анастасия Ивановна не только читала, но и писала на немецком,
французском и английском языках. (Через несколько лет, точнее, 29 июня
1992 года, на открытии Международной феминистической книжной ярмарки
в Амстердаме, по окончании своего выступления на родном языке 97-летняя
Цветаева — единственная представительница России, приглашённая на этот
форум — прочитала свои стихи, написанные по-английски, после чего
публика минут пять аплодировала стоя). И тогда появилась принесенная
нами «MARINA ZWETAJEWA. GEDICHTE PROZA». И та страница, где был
приведен по-немецки комментарий, проливающий свет на деятельность в
пользу СССР в 30-е годы в Париже мужа Марины Ивановны. Прочитав
интересующий нас фрагмент, Анастасия Ивановна после небольшой паузы с
таким жаром стала отстаивать честь семьи, что я была потрясена мощью
эмоционального разряда... Поражал, говоря современным компьютерным
языком, объём памяти Анастасии Ивановны и быстрый доступ к базе данных.
И вновь пришло какое-то чувство ирреальности. Казалось, различные
временные напластования пришли в движение, буквально выбивая у нас
почву из-под ног. Ведь на тот момент мы были во многом типичными
представителями атеистической общности «советский народ», с однобоким
представлением об истинных масштабах и драматизме гражданской войны в
России в начале XX века, о белогвардейском движении, о периоде культа
личности, о скрещении и ломке миллионов судеб...
Второй книгой, разрядившей обстановку, стал мой экземпляр
«Воспоминаний», который и теперь храню среди бесценных раритетов, с
надписью автора: «Милой Вике Яншиной на добрую память о семье

Цветаевых в очень старой России. С добрыми пожеланиями! Анастасия
Цветаева на 95году 16.10.1988 г. Переделкино».
Перед прощанием с нами поделились секретом сохранения красоты
увядающих цветов и позволили вволю пофотографировать... В дорогу
уходящим было дано крестное благословение, редчайшее по тем временам.
-------------------------------
...Вновь и вновь рассматриваю серию снимков, запечатлевших
Анастасию Ивановну такой внешне переменчивой: доброжелательной,
сосредоточенной, строгой, объятой юношеским задором!.. Хотя,
справедливости ради, должна отметить, что младшая Цветаева выглядела
особенно счастливой и лучезарно юной в знаменательный День 9 октября
1992 года, когда отмечала дома, на Большой Спасской, 100-летие со дня
рождения старшей сестры Марины…